|
Главная
|
Николай АНИСИН Я уходил из разгромленного Дома Советов четвертого октября в 17.30. По вестибюлю двадцатого подъезда плыл пороховой дым.
Пол был усыпан битым стеклом. Под стекляшками там и тут темнела
кровь. 21 сентября, слушая в 20.00 указ о роспуске Съезда и Верховного Совета, я полагал, что в это время вся связь в здании парламента уже отключена, и что спецназ из службы безопасности президента, по-тихому сняв жалкую депутатскую охрану, выводит из Дома Советов Хасбулатова и его коллег. Но телефоны в парламенте отзывались. И по одному из них мне сказали: скоро состоится заседание президиума Верховного Совета. Я успел к окончанию заседания. Зал президиума был набит журналистами. Зачитывалось решение об отрешении Ельцина от должности. Руцкой заявил о принятии им к исполнению обязанностей президента. В полночь началась сессия Верховного Совета. Никакой матрос Железняк на нее не прибыл. Тысячи людей, собравшихся к парламенту, никто не пытался разогнать. После того как Руцкой объявил народу с балкона, что не подчинившиеся ему силовые министры уволены и вместо них назначены Ачалов, Баранников и Дунаев, я сел в машину приятеля, и мы поехали по Москве. Шел четвертый час ночи. Около Минобороны было безлюдно. На Лубянке — тоже. В штабе внутренних войск горели только окна в кабинете командующего. В казармах спецвойск все окна были темны. Отделения милиции работали в обычном режиме. Я ничего не понимал. Если Руцкой с Ачаловым выедут сейчас в две благосклонные к ним воинские части и приведут с собой по два батальона, которые обязаны по закону исполнять их приказы, кто помешает им к началу рабочего дня занять все правительственные особняки и не пустить Ельцина в Кремль? К пяти утра я вернулся к Дому Советов. Людей около него не поубавилось. Горели костры. Строились баррикады. Формировались отряды добровольцев по охране парламента. Руцкой и Ачалов, сказал мне знакомый депутат, ни в какие части не поехали. Решено не дергаться: Ельцин на бумаге совершил госпереворот, мы на бумаге его подавили, и теперь пусть выскажется народ. Голос народа не раздался ни 22, ни 23 сентября, ни в последующие дни. Народ, то есть абсолютное большинство граждан РФ, восприняло противостояние Кремля и Дома Советов абсолютно равнодушно. Массовых акций в России не случилось ни в поддержку Ельцина, ни в защиту упраздненного им высшего органа власти. Народ безмолствовал... 24 сентября, в пятницу, я позвонил в несколько областных Советов, не смирившихся с госпереворотом, и задал вопрос: "Вы объявили указ Ельцина не действующим на вашей территории и что собираетесь делать дальше?" Отвечали мне везде одинаково: ничего, будем сидеть и ждать, как развернутся события в Москве, ибо повлиять на их ход каким бы то ни было действием невозможно. Парламент столь же непопулярен в народе, как и президент с правительством, и желающих бастовать, митинговать и осуществлять блокаду столицы в интересах депутатов найти трудно. Первая неделя словесной войны между исполнительной и законодательной властями закончилась вничью. Но в Москве ничья была в пользу парламента. Очевидным это стало в выходной день, когда демократы созвали проельцинский митинг. К его началу был приурочен концерт Ростроповича, но и при всем том на него собралась примерно половина от того количества москвичей, которые каждый день приходили к Дому Советов. По оценкам социологов из Академии наук, к 25-26 сентября Ельцин сохранил лояльность к себе пассивного большинства Москвы. Но к этому же времени на его стороне готовы были действовать 35, а на стороне парламента — 65 процентов политически активного меньшинства столицы. Я не могу ни доказать, ни опровергнуть этот вывод, но смею свидетельствовать: у стен Дома Советов за неделю после госпереворота я увидел множество лиц, которые никогда прежде не мелькали на акциях оппозиции. К хорошо известным мне активистам "Трудовой Москвы" и участникам патриотических съездов изо дня в день присоединялись все новые и новые люди. Причем значительная их часть была молода и прилично одета. Ряды активных сторонников парламента увеличивались за счет пассивного ранее московского большинства. Но и это не все. В Дом Советов со всей страны ехали люди, умеющие воевать. Ехали офицеры и рядовые, прошедшие "горячие точки", казаки. Дом Советов стягивал к себе всех недовольных и разочарованных режимом Ельцина и постепенно превращался в штаб массового гражданского сопротивления исполнительной власти. И никакие обычные меры пресечения этого сопротивления уже не помогали. В Дом Советов перекрыли подвоз продуктов. Но их несли в ящиках. Отключили свет. Но туда неведомо откуда везли солярку для дизельной электростанции, а один молодой человек, пожелавший остаться неизвестным, доставил бензиновую мини-электростанцию. 26 сентября, в воскресенье, Ельцин заявил по ТВ, что еще чуть-чуть — и Хасбулатов с Руцким останутся одни в здании парламента. А в понедельник у Дома Советов состоялся самый массовый за всю неделю митинг. Ничья при словесном противостоянии теперь была явно в пользу парламента, и Кремль уже не мог изменить ситуацию, не прибегнув к силе. Во вторник, 28 сентября, Дом Советов был наглухо изолирован от внешнего мира техникой и внутренними войсками. Изолирован под предлогом ограждения москвичей от вооруженных боевиков, засевших в парламенте. На четвертый день блокады, 1 октября, я проскользнул в Дом Советов через три кордона, затесавшись в группу иноземных журналистов, и после пресс-конференции Руцкого и Хасбулатова пару часов разговаривал там с "засевшими боевиками". Весть о том, что пришел человек с воли и на волю уйдет, пронеслась по этажам, и мне вручили на вынос два десятка записок. Вот некоторые из них. "Женя! Аля и Федор! Крепко вас целую. У меня все хорошо. Не волнуйтесь. Еще раз целую и обнимаю. Миша. Папа". "Людмила Дмитриевна! Передайте моим — жив, здоров и
невредим. У Владимира Степановича тоже все в порядке. Сообщите его
жене". "Отец! Если Ира еще не приехала, узнай у сына — есть ли у него деньги на еду. Или лучше забери его к себе". Когда, набирая телефоны разных городов, я зачитывал эти записки, то уже знал, что оцепленных в Доме Советов обычных неробких мужчин новоявленные комиссары Грачева представляли личному составу подмосковных дивизий как уголовный сброд, который пытает в подвалах заложников и для которого не надо жалеть снарядов. Пропаганда, как мы знаем, сработала — снарядов никто не жалел. Блокада парламента длилась пять дней. Пять дней исполнительная власть ограждала Москву от "боевиков". И пять дней тысячи москвичей бились о стальные ряды оцепления, пытаясь пройти к Дому Советов. Словесная война двух властей (бывший президент — бывшие народные депутаты) сменилась дубинно-кулачной войной Кремля с народом. 28 сентября два десятка тысяч сторонников парламента сумели подойти к первой цепи ограждения, но были газом и дубинками оттеснены по улице Заморенова, а затем часа три ОМОН гонялся за ними по улице 1905 года и Садовому кольцу. 29 сентября никого из десятков тысяч не пустили дальше площадок у выходов из метро "Баррикадная" и "Улица 1905 года". Солдаты дивизии Дзержинского перекрывали проходы, а солдаты ОМОНа били подряд всех, кто толпился у этих проходов. Причем били не только на улицах, но и в станциях метро. 30 сентября оттесненная с "Баррикадной" толпа вышла к Пушкинской площади, но и оттуда была изгнана смертным боем — несколько искалеченных ОМОНом увезла "скорая". 1 октября избиения демонстрантов продолжились на "Баррикадной", а 2 октября произошли на Смоленской площади. Дубинно-кулачная война тоже закончилась вничью: Кремль бил сторонников парламента, они отступали и снова наступали. И эта ничья снова была не в пользу Кремля. 2 октября, когда ОМОН стал разгонять митинг на Смоленской, народ взял в руки стальные прутья и камни, и омоновцы впервые за пять дней побежали. Садовое кольцо рядом со зданием МИДа было перегорожено баррикадой. Сначала одной, а потом еще тремя. Рядом с баррикадами задымили костры и появились кучи камней: демонстранты готовились к отражению атаки ОМОНа. Но она не последовала ни днем, ни вечером. Многотысячные части внутренних войск и милиции почему-то медлили. Почему? Устали от пятидневных стычек? Испугались камней и огня? Неведомо. В 21.00 демонстранты добровольно оставили занятую площадь, и через час на ней появилась техника, которая принялась разгребать баррикады. Я разговаривал с теми, кто строил баррикады на
Смоленской. Среди них был учитель, получающий 30 тысяч, и директор
ТОО, зарабатывающий 200 тысяч в месяц, среди них был 18-летний
студент Бауманского университета и 73-летний пенсионер с Пятницкой.
Сбор на Калужской удался не потому, что о нем широко объявляли, а потому что о нем активно узнавали. У "Баррикадной" бьют, на Пушкинской бьют, на Смоленской бьют — больше трех не собираться. Где можно собраться? Сбор на Калужской произошел стихийно. Как и стихийно произошло оттуда шествие к Дому Советов. Выходы из кольцевой и радиальной станции метро "Октябрьская" в 14.00 были открыты. Но проход на Калужскую площадь был закрыт двойными шеренгами солдат, просочиться сквозь которые было невозможно. Люди, выходя из метро, растекались по тротуарам и держались абсолютно покорно, наученные многодневным битьем. Сейчас среди оппозиции в ходу версия о том, что прорыв демонстрации от Калужской до Дома Советов был подстроен, что власти сознательно дозволили прорыв, дабы заявить потом о массовых беспорядках. С моей точки зрения, эта версия абсурдна. Когда шеренги солдат в оцеплении были прорваны в одном месте и когда рассеянные по тротуарам группки людей слились на площади и повернули на Садовое кольцо, образовалась колонна, численность которой показалась мне невероятно огромной. Огромность колонны поразила, видимо, не только меня, но и солдат ОМОНа, перекрывших Крымский мост. Они добросовестно пытались сдержать колонну, но дрогнули, не видя конца и края наплывавшей на них массе людей. Второй омоновский кордон за Крымским мостом выглядел еще более напуганным, чем первый, и, почувствовав, что бесконечный поток демонстрантов не остановится перед выстрелами начиненных газом пуль, обратился в бегство, не вступая в драку. На третьем кордоне у Смоленской площади была выстроена тьма войск с водометами. Их решимость остановить колонну можно оценить по числу пострадавших демонстрантов. Стычка у Смоленской была жестокой. Но решимость войск оказалась меньшей, чем решимость колонны. Войска побежали. Побежали по Садовому и по Арбату, и тот испуг, который читался на лицах рядовых и полковников, убедительно доказывал, что дозволения на прорыв от начальства не исходило. У Дома Советов победно-восторженную колонну демонстрантов накрыли автоматные очереди. Стреляли со стороны мэрии. Стреляли по безоружной толпе. Это почти не испортило праздничного настроения и не насторожило ни саму колонну, ни встречавших ее с балкона Руцкого и Хасбулатова. Некоторые из оппозиционных политиков ныне утверждают: если бы не случилось нелепого взятия мэрии и глупейшего похода на Останкино, не было бы никакого расстрела Дома Советов. Так это или не так? Штурм мэрии и поход на Останкино послужили поводом для стрельбы по парламенту, но таковой повод мог появиться сам собой (бушевала стихия) или мог быть создан специально (впереди была целая ночь). Предотвратить расстрел Дома Советов могла только организованная кампания гражданского неповиновения. Около Дома Советов 3 октября не было ни миллиона, ни даже полумиллиона москвичей из всей девятимиллионной Москвы. Но того количества людей, которые находились там, было вполне достаточно, чтобы перекрыть все движение в центре (милиция там испарилась), устроить пикеты на главных улицах, заклеить полгорода листовками и плакатами с призывами к восстановлению законности. Парламент мог выстоять, если бы его сторонники после взятия мэрии отправились не митинговать к телецентру, а наступать на центры власти. Наступать с лозунгами или с автоматами, которых немало было в подвалах Дома Советов. Расстрел парламента не являлся местью за боевые действия оппозиции. Их, по сути дела, не было. Макашов приехал в "Останкино" всего с двумя десятками охранников, и вспыхнувший там после взрыва гранаты автоматный огонь велся в основном "Витязем". Пострадали от него в первую очередь безоружные люди. Стреляя по Дому Советов, Ельцин стрелял по недовольным его режимом и по их готовности к сопротивлению его политике. То, что произошло в Москве и стране с 21 сентября по 3 октября, показало: недовольных режимом много — и в столице, и в провинции, число их растет, и активность тоже растет. Промедление с демонстрацией силы означало бы постепенный крах режима. И во имя его спасения такая демонстрация состоялась. В интервью "МК" министр обороны Грачев сказал, что атака на Дом Советов началась "тогда, когда на таманцев пошли четыре бэтээра оппозиции". Но я своими глазами видел, как армейские БТВ, врываясь на улицу со стороны мэрии, начали палить по группкам безоружных людей у костров на площади, а бэтээры, подошедшие со стороны набережной, открыли огонь, не дожидаясь никакой атаки. Во время блокады Дома Советов рядом с ним круглые сутки стоял желтый броневик, который беспрестанно вещал о дарованных Ельциным льготах депутатам и аппаратчикам ВС, призывая тех и других покинуть Дом Советов. Перед атакой ни этот желтый, ни какой-либо другой броневик с громкоговорителем не появился и не предложил защитникам парламента сдать оружие. Через два часа боя Руцкой, пишу это со слов депутата Воронина, позвонил Черномырдину и предложил начать переговоры о прекращении огня. Тот ответил: огонь прекратится, если будет сдано оружие и вывешен белый флаг, то есть предложил сдавать оружие под пулеметно-артиллерийским огнем. Расстрел Дома Советов был именно демонстративным расстрелом, рассчитанным на показ всей стране, и на то, чтобы напугать всех недовольных режимом и заткнуть им рты. Расчет этот оправдался. Гора трупов в обгорелом здании парламента сделала свое дело. Сопротивление режиму заглохло. http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/03/515/62.html
Осеннее обострение Десять лет назад, в октябре 1993 года, в России произошли
события, которые во многом определили всю нашу последующую жизнь. Тогда в смертельной схватке схлестнулись две силы, каждая из которых претендовала на то, чтобы по-своему рулить государством. Как обычно, пострадали при этом обычные граждане, ни на что не претендовавшие, но волею судьбы или исполняя служебный долг, оказавшиеся по разные стороны баррикад. Теперь, с расстояния в 10 лет, политическое решение Кремля не доводить дело до суда кому-то представляется спорным, а кто-то считает его единственно верным. Правду сказать, все мы тогда очень устали от переворотов и митингов, дрязг и скандалов, нам хотелось просто жить. Будущие историки еще не раз обратятся к трагическим событиям октября-93. Что ждало бы Россию в результате победы Хасбулатова и Руцкого? Могло ли противостояние закончиться разумным компромиссом? Так ли неизбежно было кровопролитие? Неужели родина наша обречена на то, чтобы решать свои внутренние проблемы только - танками по парламенту, пулеметами по толпе? "Ни о чем не жалею" Капитан третьего ранга Евгений Штукатуров приехал из Таллина в Москву утром 22 сентября. Закончив свои служебные дела в Главном штабе ВМФ у Красных Ворот, он взял такси и поехал к Белому дому - посмотреть, что же такое там происходит. Посмотрел и решил остаться в рядах защитников. "Защитников чего?" - уточнил я, когда мы беседовали. "Закона, - ответил мне бывший моряк. - Ведь Б.Н. совершил конституционный переворот". Штукатуров сдал обратный билет, переоделся у приятеля в камуфляж и опять явился к зданию парламента, где как раз формировались "полки" и "батальоны" сторонников Верховного Совета. Там за один вечер он сделал карьеру от рядового бойца до зам. комбата. Утром ему сказали: "Тебя хочет видеть министр обороны генерал Ачалов". Его провели на 13-й этаж, где рядом с Ачаловым находился другой генерал Макашов, который тут же спросил Евгения, где его люди? "Я один", - огорчил генералов моряк. "Ладно, оставайся". Капитан третьего ранга организовал несение караульной службы, пытался наладить учет выдаваемого оружия, потом создал группу из шести человек, которая стала личной охраной Макашова. В свою часть он позвонил по телефону, сообщил оперативному дежурному, что находится в Белом доме и выполняет свой долг по защите Конституции. Все. 3 октября, вспоминает Штукатуров, Руцкой с балкона стал активно командовать своим войском: всем построиться, слушать его приказы. Остановить Руцкого было невозможно, он, кажется, всерьез поверил в то, что является президентом. Разобрали баррикады. Без особого труда захватили мэрию и гостиницу "Мир". Началась эйфория. "Теперь ни мэров, ни сэров, ни херов!" - кричал в мегафон Макашов. Потом по рации поступило указание от Ачалова: "В Останкино! Это приказ Руцкого. Там дадут эфир". Поехали. По проспекту Мира их колонна, вспоминает Штукатуров, шла параллельно с бронеколонной отряда "Витязь". ГАИ везде давала им "зеленую улицу". У телецентра сначала помитинговали, потом к Макашову подошли двое гражданских: "Мы из АСК-3, там вам готовы дать эфир". Но вместо эфира стали поливать свинцом. Опомнившись после первых залпов, Штукатуров собрал тех, кто уцелел, и увел их в сквер ближе к телебашне. Там же оказался и его генерал, который вскоре отбыл "организовывать оборону Белого дома". Вслед за ним и остальные тихо растворились в ночи, оставив на поле боя множество раненых и убитых. На следующий день вечером Штукатуров был арестован вместе с Макашовым в пылающем здании Верховного Совета. Четыре месяца, вплоть до амнистии, он провел в тюрьме, с флота его, естественно, выперли, Евгений потерял квартиру и право на получение военной пенсии. Но и теперь он говорит, что ни о чем не жалеет. Сейчас бывший капитан третьего ранга возглавляет в Москве Центр военно-патриотического воспитания молодежи при МВД России. Дружит с одним из тех спецназовских офицеров, который выцеливал его в Останкино 10 лет назад. От политики держится подальше. "Это была большая беда" Бывшему шефу президентской охраны Александру Коржакову я напомнил о том, что за несколько дней до кровавой развязки встретил его прогуливающимся прямо под вражеским редутом, у стен здания Верховного Совета. "Было такое", - согласился депутат Коржаков и предложил, чтобы оживить разговор, выпить по маленькой. Водка у него особая, с золотой стружкой, трудно отказаться. Выпили. "Мы тогда с Мишей Барсуковым разведку производили. Спокойно обошли всю территорию вокруг Белого дома. И только одна бабка меня признала, стала матом крыть по полной программе. А так, ничего, обошлось". Александр Васильевич охотно вспомнил подробности памятной ночи с 3 на 4 октября 1993 года. Некоторые детали показались мне интересными. Ельцин прилетел в Кремль вечером на вертолете. Из Останкино без конца звонил председатель Гостелерадио Брагин, умолял прислать помощь, говорил, что восставшие вот-вот ворвутся в студии и всех там перестреляют. Узнав, что телецентр отстояли, президент принял свою обычную норму и лег спать. Коржаков остался в задней комнате, пытался управлять ситуацией. Военные уверяли его в том, что в Москву входят верные президенту части, однако руководство ГАИ докладывало, что никаких колонн нигде не наблюдает. За полночь явился зам. Коржакова Геннадий Захаров, отправленный в Минобороны с заданием прояснить истинное положение дел. Захаров выглядел удрученным. По его словам, военное ведомство было парализовано. Захаров в своем штатском костюме дошел до кабинета министра и никто нигде не спросил у него пропуск. Грачев встретил посланца Кремля в домашних тапочках и подтяжках, ни на один вопрос толком доложить не мог. "Я спросил Захарова, что он предлагает? - рассказывал Александр Васильевич. - Мой заместитель ответил, что два года назад он был одним из руководителей обороны Белого дома, когда ждали штурма со стороны ГКЧП, и потому он хорошо себе представляет моральное состояние обороняющихся. Надо их пугануть, предложил Захаров. Выдвинуть несколько танков, пару раз выстрелить, и все. В три часа ночи бужу Ельцина: "У нас есть план. Требуется ваше вмешательство. И надо немедленно ехать в Минобороны". А предварительно туда опять Геннадия Ивановича послал, чтобы тот предупредил о визите президента". Когда Б.Н. вошел в кабинет министра обороны, там уже были Черномырдин, Сосковец, основные генералы, все делали вид, будто давно и напряженно совещаются. "Что будем делать? - спросил президент. - Докладывайте". Молчок. Глаза опустили. Тогда Коржаков и Захаров изложили свой план: "К семи утра подогнать вплотную к Белому дому десять танков с полным боекомплектом, толпа сразу разбежится да и защитники в штаны наложат". "Ну как, найдем десять танков?" - обратился Ельцин к начальнику генштаба. - "Никак нет, товарищ главнокомандующий. Танкисты все на уборке урожая". Но тут президент так на него посмотрел, что Колесников сразу вытянулся: "Найдем". Б.Н. хотел уйти, однако напоследок министр обороны еще ему настроение подпортил: "Мне нужно ваше письменное указание". - "Вы его получите", - холодно процедил президент. Я спросил Коржакова, отчего ранним утром 4 октября выдвинутые к парламенту верные президенту воинские контингенты первым делом вступили в бой друг с другом? "Правильный вопрос, - похвалил меня генерал-лейтенант. - Дело было так. За несколько дней до этого Барсуков на совете в Завидово предложил провести командно-штабные учения для отработки взаимодействия между теми частями, которым, возможно, придется воевать в столице. Грачев встрепенулся: "Ты что, Миша, паникуешь? Да я со своими десантниками там всех порву". И Б.Н. его поддержал: "Пал Сергеичу виднее. Он Афган прошел". А вы, дескать, "паркетные", помолчите. Потом, когда Ельцин ушел почивать, мы еще выпили, и Миша сказал министру: "Раз ты такой крутой, то предлагаю заключить соглашение: если мы окажемся не готовы к возможным боям, то оба уходим в отставку. Идет?" Грачев согласился. Кстати, 5 октября Барсуков рапорт о своей отставке подал. Но Ельцин его не принял, оставил на должности, правда, ордена никакого не дал". - Кстати, об орденах, - спросил я Коржакова. - Не стыдно было их получать? Ведь свои в своих стреляли. Какая тут доблесть? Александр Васильевич жутко обиделся. - Нет, я эту награду заслужил. Под пулями шел. Когда я с пистолетом проник в Белый дом, у меня патрон в патроннике был. - А зачем? Вас же охраняли, наверное. - Зачем? Да если бы я встретил тогда Руцкого и Хасбулатова, то пристрелил бы обоих. Б.Н. мне сказал: "Хорошо было бы, если они оттуда живыми не выйдут". Похоже, "президент" и спикер об этом догадывались. Когда все уже было кончено и "Альфа" приступила к фильтрации, офицер-альфовец доложил Коржакову, что главные путчисты стоят внутри толпы из депутатов и выходить категорически отказываются. Тогда Коржаков велел подогнать вплотную к подъезду автобус со шторками, громко и зло крикнул: "Руцкой, Хасбулатов, на выход!" Пауза. Потом толпа расступилась, и руководители восстания направились к дверям. Заодно Коржаков велел отправить в Лефортово усатого человека в черном берете, который с явной ненавистью глядел на него. Только позже он понял, что это был Макашов. Когда начальник президентской охраны вечером 4 октября прибыл к месту своей постоянной дислокации, то есть в Кремль, он с удивлением обнаружил, что там уже давно идет гульба. Александра Васильевича тут же окружили пьяные соратники, налили полный фужер водки: "За победу, Саша!" Теперь он говорит, что ему стало противно. Теперь он воспринимает те дни, как большую беду. "Мы выполняли приказ" Командир 6-го отряда специального назначения "Витязь" полковник внутренних войск Сергей Лысюк ныне возглавляет ассоциацию ветеранов спецназа. Он Герой России (звезду получил за Останкино). К нему у меня был особый интерес, и вопросы были к нему непростые, о чем я сразу предупредил Сергея Ивановича. "Я отвечу на любые вопросы", - ответил Лысюк, когда мы сели за столом друг против друга. - Давайте для начала попробуем восстановить цепь событий 3 октября так, как вы их воспринимали. - Давайте. Две недели до этого нас регулярно направляли в Москву из Балашихи, где была база "Витязь", но эти наезды носили скорее патрульный характер. Солдаты и милиционеры, стоявшие в оцеплении у Белого дома, были безоружными, а мы и ребята из Софринской бригады являлись вооруженным резервом. 3 октября, когда ситуация резко обострилась, мы получили приказ выдвинуться к мэрии. Там оказалось несколько наших бэтээров, причем в ходе боя два из них были подожжены, однако бойцы маневром сумели пламя сбить, и вышли мы оттуда без потерь. - А как получилось, что толпа с легкостью завладела грузовиками внутренних войск? - Все водители были безоружными, их просто выкинули из кабин, вот вам и ответ. Затем мы получили команду перекрыть Садовое кольцо в районе гостиницы "Пекин", чтобы не допустить прорыва вооруженных людей в город и обеспечить отход милиционеров от здания парламента и мэрии. Только приступили к выполнению, как министр Куликов приказал двигаться к пункту постоянной дислокации. Но километра не проехали, как поступила новая вводная: взять под охрану телецентр Останкино. На проспекте Мира нас обогнала колонна "ЗИЛов" с эмблемами внутренних войск, это к телецентру ехали мятежники. Я запросил по радио руководство, что нам делать? "Следовать в Останкино". - "А если они откроют огонь?" - "Отвечать огнем". Я переспросил два раза - специально, чтобы окружавшие меня люди слышали. Командование подтвердило: "Отвечать огнем". Это был приказ. Благополучно достигнув телецентра, рассредоточились, взяли под охрану здания. Прибыл зам.командующего ВВ генерал Голубец и принял на себя общее руководство операцией. Стали подходить подкрепления. Когда я ставил задачу отряду ОМОН на транспорте, прогремели два взрыва снаружи и один внутри. Выстрелом из гранатомета был убит наш боец рядовой Ситников... - Но постойте, Сергей Иванович, я смотрел материалы следствия, знакомился с выводами экспертов - они доказывают, что ваш парень пострадал от взрыва неустановленного устройства. Следователь Генпрокуратуры сказал, что такие устройства как раз могли быть на вооружении спецназа. При чем здесь гранатомет? - Это говорит только о некомпетентности следствия. Ситников погиб от осколка тандемного заряда гранатомета РПГ-7 и посмертно был удостоен звания Героя России. Этот эпизод стал сигналом к началу активных действий. - Вы хотите сказать, что теперь ваши бойцы открыли ураганный огонь по толпе? Кстати, для меня загадка, отчего "Витязь" с таким ожесточением расстреливал безоружных людей? - Огонь велся только по тем, кто был вооружен или хотел подобрать оружие. - А убитые журналисты? Просто зеваки? Медики? - Попробуй там, в темноте, различить, кто журналист, а кто боевик. Все эти лица стали жертвами шквального огня вначале. Потом стрельба велась одиночными и прицельно - лишь по вооруженным людям. Команда была такая: уничтожать только тех, кто с оружием. - Но вернемся к эпизоду с Ситниковым. Не будь его, вы бы, возможно, и не нажали на курок? - Возможно. И толпа смяла бы нас точно так же, как несколько часов назад смяла милицию в мэрии. - Как вы сейчас воспринимаете то, что случилось 10 лет назад? - Мне себя винить не в чем. Я выполнял приказ. Конечно, я испытываю большое сожаление в связи с тем, что погибли люди, в том числе совершенно невинные. Все мы стали тогда жертвами кризиса власти. Но также хочу сказать следующее: будет грош нам цена, если мы, военные, не выполним приказ. Русская рулетка-93 Сюжет исторической драмы, случившейся в те октябрьские дни, теперь хорошо известен. Сам спектакль весь мир наблюдал по телевизору, а многие его участники о нюансах рассказали в своих мемуарах и интервью. Однако интерес представляют и те события, которые происходили за кулисами, не попали в кадр. Например, боевые столкновения между воинскими частями, вошедшими в Москву, чтобы поддержать президента. Рассказывает Леонид Прошкин (в 1993 году - старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ): - 4 октября около пяти часов утра заместитель министра обороны генерал Кондратьев в своем кабинете поставил задачи командирам частей, привлеченных к блокированию здания Белого дома. Это были дивизия имени Дзержинского, Таманская и Кантемировская дивизии, десантные полки и еще ряд соединений, спешно стянутых к столице. Озабоченные генералы и полковники молча разошлись выполнять приказ. О том, что произошло, когда первые солнечные лучи позолотили кремлевские купола, никто не вспоминает. А надо бы. В семь утра дзержинцы, выдвигаясь на бронемашинах к зданию парламента, обстреляли людей из Союза ветеранов Афганистана, которые изъявили желание защитить демократию на стороне Ельцина. Один из ветеранов был тяжело ранен. Таманцы, решив, что эти бэтээры перешли на сторону врага, открыли по ним свой огонь. Таким образом, между двумя бронеколоннами развернулось настоящее сражение, в ходе которого был убит случайно оказавшийся в эпицентре безумия гражданин Литвы. Но это оказались только цветочки. БТР дзержинцев под N 444, которым командовал подполковник Савченко, после точного выстрела умельцев из Таманской дивизии загорелся, и командир, не сумев покинуть пылающую машину, погиб. В другой бронемашине был убит солдат. Примерно в то же самое время еще одна бронегруппа внутренних войск влетела на территорию стадиона "Красная Пресня". Патронов при этом не жалели: все вокруг щедро поливали свинцом. А рядом располагались такие же боевые ребята из 119-го парашютно-десантного полка, которые вначале попрятались от огня, а затем решили, что эти вновь прибывшие вояки уж точно являются сторонниками Верховного Совета, поэтому следует немедля их уничтожить. Один из десантных комбатов шарахнул по дзержинцам из гранатомета. Те ответили адекватно - из всех стволов. Итог плачевный: погибли капитан, ефрейтор, несколько человек получили ранения. Интересно, что профессионалы из внутренних войск упорно не отвечали на все попытки связаться с ними по радио, чтобы прояснить обстановку. Вы думаете, на этом все кончилось? Нет, союзники и далее продолжали яростно уничтожать друг друга. Уже солнце давно поднялось над горизонтом, и все матерные слова были произнесены высокими генералами, и сам Кондратьев пообещал лично расстрелять виновных, а все катилось по тому же сценарию. Около 10 утра два бэтээра дзержинцев получили приказ занять
позиции на Краснопресненской набережной. А там уже стояли таманцы. И
как вы думаете, что они сделали, увидев приближающиеся машины?
Правильно, они встретили их кинжальным огнем. Были убиты майор, два
старлея, рядовой, много людей получили ранения. В ночь с 4 на 5 октября, когда Белый дом уже пал и страсти улеглись, два офицера, охранявших Министерство обороны, решили расслабиться. В камуфляже и при автоматах они направились по Бульварному кольцу искать торговую точку с любимым напитком. Неподалеку от здания ТАСС их окликнули омоновцы: "Стой! Кто такие?" Офицеры - бежать. Милиционеры открыли огонь. Один искатель приключений был сражен сразу, другой, раненый, залег около сберкассы. Смышленый оказался парень. Понимая, что спасение в его собственных руках, он разбил окно сберкассы, тут же сработала сигнализация, и очень быстро на месте происшествия появился наряд вневедомственной охраны. Он и отбил офицера у разгоряченных омоновцев. Впоследствии оба были награждены, один - посмертно. P.S. А надо ли об этом вспоминать? Может, проще вычеркнуть из памяти те горькие дни, не ковырять раны? Наверное, так и вправду проще. Но прошлое нам дается еще и для того, чтобы извлекать из него уроки. Учиться. И не повторять былых ошибок. Российская традиция, увы, такова, что каждое поколение живет как бы с белого листа, игнорируя опыт своих предшественников. Вот и повторяем череду бесконечных заблуждений, шарахаемся из стороны в сторону, набиваем шишки на ровном месте. Сегодняшняя дата - хороший повод, чтобы еще раз осознать, как обманчива тишина, как хрупок мир, как зыбка грань между бытием и гибелью |
Ссылки по теме: Павшие в битве - Наташа Петухова и Алексей Шумский Сайт Совнарком:
http://www.voskres.ru/
http://ru.wikipedia.org/wiki/
http://www.shtukin.ru/rus/ ______________ Смертельно раненый Павшим у Дома Советов... Голубая больница, Люди в белых халатах, Вот из памяти смутно Вот зажглась, как комета, Вспышки ярко тонули Медсестра, медсестричка, Не страдай же, тоскуя, Что там ждет, мы не знаем. Может, нет там злодеев Может, нет там тиранов - И пьянит, и дурманит Елена Громова
|
